Я родился в Североморске (сын военного — человек без родины), но уже через несколько лет после моего рождения наша семья перебралась в Калининград, в поселок Чкаловск. О Севере остались только самые смутные воспоминания — я себя помню именно с той минуты, когда такси останавливается в Чкаловске возле офицерской гостиницы. Дальше — в памяти отложилось все четко: наш гостиничный номер, первые прогулки по поселку, походы через лесок за молоком, первые друзья... И первая боль.

Возле котельной во дворе гостиницы кто-то выжигал из жестяной банки остатки краски. Мы с соседским мальчишкой забавлялись: дули по очереди на огонь. Дунешь, а огонь благодарно отзывается яркой вспышкой пламени. Пока я набираю воздуха — на огонь дует второй. Нечаянно дунули вместе... Потом вместе кричали от боли. Мне повезло больше — сгорели только брови, ресницы, обожгло лицо. У парня были проблемы со зрением — он не успел закрыть глаза. Тогда я и узнал, что такое лазарет. (А зато меня возили на перевязки туда на командирском УАЗике!)

Небольшой немецкий особнячок стоял на самой окраине поселка. Высокое каменное крыльцо, густые заросли кустарника вокруг и длинный сарай с завораживающим названием "Барокамера". Мы очень любили там играть в прятки и "казаки-разбойники". Много позже в этом самом здании мне вынесли приговор: "к летной работе непригоден".

Заканчивался 10 класс, мы определялись со своим будущим. Для большинства выбор был прост — дети военных, мы охотно шли в военные училища. Самым престижным выбором считался КВВМУ (Калининградское высшее военное мореходное училище), что в общем-то и неудивительно: Калининград - город моряков и военных. Кортик - заветная мечта многих мальшишек, курсант с "якорьками" — заветная мечта многих девчонок. Но для многих не такой заветной, но более конкретной целью оставалось КВАТУ ("Квантунская армия", Калининградское военное авиационно-техническое училище) — сюда поступить было значительно проще. Четверо ребят из класса, а именно Мишка Качкан, Вовка Журавлев, Юрка Лев и я, решили попробовать подняться в небо. Правда, Лев собирался идти в гражданскую авиацию и потянул меня с собой, а я не сильно сопротивлялся. Одним словом, Качкан и Журавлев, как будущие летчики-истребители, направляются на медкомиссию в наш ЛАМ (лабораторию авиационной медицины), а мы с Юрой пристраиваемся к ним и уговариваем врачей проверить еще и нас.

Результат оказался плачевным. Мишку и меня срезали по вестибулярке, а Вовку — из-за перенесенного в детстве менингита. Юрка прошел. Но провалил в Минске экзамен по математике. Год занимался с репетитором, математику сдал, но уже не прошел медкомиссию. Так из нашего класса никто летчиком и не стал. Мишка поступил в Даугавпилское ВВАИУ, Вовка закончил Калининградский технический институт и ушел в моря, а Юрка после армии закончил Калининградский университет (КГУ).

А мне нужно было определяться. В КВАТУ не хотелось. Хотя, благодаря уникальной врожденной лени, я и не блестал знаниями в школе, но образование мечтал получить высшее. В КВВМУ тоже не стал стучаться. Во-первых, конкурс был великоват, а во-вторых, глубоко в памяти засели слова нашего учителя труда ВальСтепа (Валентин Степанович, бывший летчик, кстати): "КВВМУ? Пять лет учиться, чтобы потом жену из бинокля рассматривать?"

Было еще в городе высшее военное училище инженерных войск, но оно не пользовалось особой популярностью у ребят из нашего поселка. Мы, выросшие на аэродроме и воспитанные в традициях флота, мы — из морской авиации — и вдруг в саперы? Нет уж, увольте.

Решил поступать в Ригу. И вот тут у меня возникла неожиданная проблема: в военкомате отказались принимать мои документы. Мне ведь тогда еще не было даже 16 лет (в школу я пошел сразу во второй клас, пропустив первый с его букварем и чистописанием), а в военные училища принимали только с 17. Я все-таки поехал в Ригу, наивно надеялся уговорить начальника училища принять меня такого хорошего, как исключение, с 16 лет. Но меня даже не пустили на территорию училища. По телефону кто-то буркнул, что мне необходимо разрешение Министра Обороны — на этом моя поездка и закончилось. Из Министерства Обороны на мое письмо пришел вежливый отказ: армия меня бортанула первый раз. По крайней мере — на год.

Надо было что-то решать — и я подаю документы на математический факультет Калининградского государственного университета. Почему матфак? А это единственный предмет, который я более-менее знал в школе. Правда и по математике за год у меня выходила "четверка" (я же говорю — патологическая лень), но наш классный руководитель Козлова Нина Павловна со словами "Уж если тебе ставить по математике "четверку", то тогда "пятерку" вообще больше некому ставить!" в аттестате поставила "отлично".

Вступительные экзамены... От отчаяния и обиды на военную систему, я к экзаменам в КГУ даже не готовился. В приемной комиссии меня спросили, почему я решил поступать в университет. Я ответил честно: "Боюсь, что за год забуду все, чему учили в школе и на будущий год не смогу поступить в военное училище". До сих пор не понимаю, почему мне сразу не вернули документы. Наверное, от удивления.

Письменный по математике. Посторонних не впускать, абитуриентов — не выпускать. До экзамена остается всего 15 минут, а я в аэропорту с паспортом старшей сестры, которая должна была улетать в этот день к мужу (ох уж эти "якорьки"!) во Владивосток. Сестра опаздывает в аэропорт, я — опаздываю на экзамен. Сестру не дождался, примчался к аудитории, когда двери уже закрывались. Ее паспорт остался в моем кармане. Какой, к черту, экзамен! Не могу даже прочитать задания. Все пропало! Паспорт буквально жжет ногу даже через штаны. Представляете ситуацию: из-за меня сестра пролетает с самолетом, а я безнадежно проваливаю экзамен.

Но минут через сорок двери аудитории раскрываются и входит моя сестра. Меня вызывают с экзамена, сестра забирает паспорт, успевает высказать мне все, что она обо мне думает (я успел промолчать о том, что я думаю про нее) и убегает. На самолет она успела. Преподаватели еще долго решали, можно ли меня пустить обратно на экзамен. Пустили. Я даже что-то пытался писать на черновиках, лихорадочно переписывал на чистовик какие-то задания, но увы! Звонок прозвенел, я сдал полупустые листки, выждал пару дней и поехал забирать документы. Я очень удивился, когда не нашел своей фамилии в списке двоечников. Еще больше я удивился, когда увидел против своей фамилии "четверку". До сих пор удивляюсь лояльности приемной комиссии, принявшей в зачет и мои черновики, где я кое-что все же успел сделать.

Физика... Зашел в первой пятерке, взяли билеты, сели. Задача на термодинамику. Что-то там тает, что-то нагревается... Надо сказать, что в школе у нас сменилось штук пять учителей физики и одна была хуже другой, кроме Раисы Евстигнеевны, которая вела у нас физику всего последние пол-года. Как решать задачу я не знал. Честно говоря, впервые в своей жизни я самостоятельно решил задачу по физике только на выпускном экзамене в школе. Да и то — вне зачета. На экзамене вместо задачи мне досталась лабораторная работа, но уже после ответа по билету учитель попросила: "Свою оценку ты уже заработал, но, пожалуйста, реши хотя бы вот эту задачу. Для меня. Чтобы я с чистой совестью выпустила тебя из школы, зная, что хоть чему-то я тебя научила". Когда так просят — невозможно отказать.

А на экзамене в университете преподаватель не выдержал скуки уже минут через 15:

— Кто-нибудь готов?

— Мне осталась задача...

— Иди сюда, вместе и решим!

Вместе и решили. На 4 балла. Потом еще два экзамена... Принят!

Год пролетел быстро. Я уверенно шел к намеченной цели: нормально закончить первый курс и перевестись в училище. Пусть снова на первый курс, но уже без вступительных экзаменов! Дорога в авиацию была уже для меня, казалось бы, открыта.

Но не могу не вспомнить добрым словом университет. Он мне действительно дал очень много, а, главное, дал веру в свои силы. А самым любимым преподавателем был и остается Попов Юрий Иванович, кафедра высшей алгебры и геометрии. И еще запомнилась беседа с одним из преподавателей. Мы тогда только начинали изучать программирование, первую программу писали на языке АП для "Наири-2" и только некоторые успели написать простенький цикл на Фортране для "Минск-32".

— Скажите, а вы правда собираетесь уходить из университета в военное училище?

— Да

— Послушаете, не знаю, как сложится ваша судьба, но вы будете программистом.

То ли накаркал, то ли предсказал судьбу...

Конец первого курса. Мысленно, я уже в Риге. Но надо еще сдать летнюю сессию. Зачетная неделя. Суббота, последний день, последний зачет, успел, сдал — завтра экзамен. Математический анализ. Принимают супруги Андреевы. Начало... Двойка, двойка, тройка, двойка... Среди девченок паника (а в группе было 24 девушки и я один), никто не хочет заходить на экзамен. (Потом, в училище, такого не было. Там четкий, заранее составленый список, да и нервы у ребят покрепче, а тут и слезы, и истерики, и устойчивый запах валерьянки). Раздраженный доцент Андреев распахивает дверь: "Если через 5 минут в аудиторию никто не войдет — экзамен прекращаю!" Захожу, беру билет, готовлюсь.

— Дмитриев, а почему вы пришли на экзамен, если вы не сдали все зачеты?

— Как это не сдал? У меня все в порядке. Все пять подписей стоят в зачетке.

— Хм, действительно все пять... Но у вас нет штампа о допуске к экзамену.

— Но его ставит секретарь деканата, а ее вчера, в субботу, не было.

— Идите сейчас. Без печати я у вас экзамен не приму.

Легко сказать. Если секретарши не было в субботу, то чего ради она будет на работе в воскресенье? Но иду. Нарвался на декана, Малаховского, пожаловался. "Не занимайтесь ерундой, сдавайте экзамен!"

Вернулся. Сдаю. И нервы сдают. У меня. Андреев сохраняет железное спокойствие:

— Ну вы, конечно, ответили, но я вам вашу оценку поставлю только в том случае, если сегодня, до пяти вечера, в вашей зачетке будет стоять штамп о допуске к экзамену!

— Но декан сказал...

— А мне пофиг, что сказал декан!

После нескольких часов безуспешных усилий я пришел к выводу, что поступить в университет было значительно легче, чем узнать фамилию секретаря деканата матфака, а тем более ее адрес. В пять часов вечера нашел в столе, стоящем в коридоре, коробок спичек, поджег стол и ушел. Гори оно все синим пламенем! Пожара, правда, не было. Стол, наверное, потух сам.

Через неделю, когда мы уже успели сдать "Историю КПСС", должен был быть экзамен по аналитической геометрии. Утром мы узнали, что экзамен перенесли на 2 часа дня и я решил сходить к Андрееву за своей оценкой:

— Вот моя зачетка! Со штампом!

— А, ну берите билет, готовьтесь.

— Так я же уже сдал экзамен!

— Правильно. А теперь — пересдавайте. Ведь вы же не успели поставить штамп до пяти часов!

Беру билет, сижу, готовлюсь, молча злюсь... Я же учил сегодня геометрию, а не матан!

— Послушайте, а где ваше направление на пересдачу?

— Так я же...

— А мне пофиг!

Иду в деканат, нахожу декана, он смотрит на меня сочувствующим взглядом и выписывает направление на пересдачу. Возвращаюсь. Готовлюсь. Да какой, к черту, готовлюсь! Мне уже и самому пофиг весь этот матанализ вместе со всем университетом! Но мне надо закончить первый курс, иначе придется сдавать вступительные экзамены в училище. Андреев спокоен и хладнокровен. Он лениво ставит двойки, у некоторых студенток не выдерживают нервы, они, даже не пытаясь вступать в борьбу за оценку, молча забирают свои зачетки и уходят под насмешливым взглядом преподавателя. Я сижу. Андрееву, видимо, стало скучно.

— А почему у вас направление на пересдачу неправильно оформлено?

— Как неправильно? Мне же его сам декан выписывал!

— Но вот тут вот напечатано: "Действителен в течении — прочерк — дн.". И ничего не написано.

— А что должно быть?

— А я и сам не знаю. Идите — и исправьте.

Иду. Нахожу Малаховского. Он смотрит на меня с подозрением: уж не издеваюсь ли я над ним? Это не я издеваюсь, это надо мной издеваются! "Но я никогда ничего тут не ставил! А когда вы сдаете?" - "Да я уже на экзамене сижу!"

На какое-то мгновение мне показалось, что декан заплачет. У него был вид ребенка, который не понимает, за что его ругают. Раз ругают, значит — виноват! Но ведь не виноват же! Такое же выражение лица у него было потом еще раз, когда он подписывал мое заявление об уходе, но это было через несколько дней. А сейчас он ставит мне на направлении огромную, во всю бумажку, единицу. "Действителен в течении 1 дн."

Андреев встретил меня в дверях. "Ну вот теперь все в порядке. Забирайте зачетку, поставил я вам вашу пятерку". И даже нет намека на улыбку. Эта пятерка была, пожалуй, самой трудовой в моей жизни. Ни до, ни после того, мне не приходилось столько выбегать за оценку.

В тот же день я сдал "аналитику" Попову и побежал к Заикиной за автоматом по математической логике. Автоматом она ставила только "четверки".

— Если вы придете на экзамен и сдадите на "пять" — у вас будет повышенная стипендия.

— Да мне она не нужна! Я все равно забираю документы!

Кто меня тянул за язык? Заикиной, заместителю декана, училке до мозга костей, самому безкомпромиссному и жесткому (если не сказать жестокому), по отношению к студентам преподавателю, такого говорить было нельзя! Категорически! Утратил бдительность...

— Ну что ж. Я отдам вам ваши документы. В сентябре. Когда вы в вашем военном училище уже будете не нужны. Но не раньше!

Она почти сдержала свое обещание. Почти — потому что я забирал последние бумажки из отдела кадров 7 июля 1978 года в 19 часов. А документы в училище принимались до 8 июля. Утром я должен был уже быть в Риге, иначе мой уход из университета лишался всякого смысла и дальнейшие жизненные перспективы окутывались плотным туманом неопределености. Поезд на Ригу уходил поздно вечером, то ли в 22, то ли в 23 часа. Но ведь мне еще надо было добраться до дома в Чкаловске, собраться в дорогу, вернуться на вокзал...

Я успел на поезд. Правда, не успел ни с кем попрощаться. Меня вообще никто не провожал. Да мои друзья даже и не знали, что я уезжал в Ригу поступать. Мама проводила до калитки.

Но, главное, все преграды позади. Я уже курсант! Вот только сдам документы — и все!

Как я ошибался...