Как-то раз, еще на первом курсе, зовет меня начальник курса из дверей канцелярии:

— Дмитриев, что такое "квантус"?

— Понятия не имею, товарищ майор, а в чем дело?

— Позвонили с вещевого склада, сказали срочно прийти, получить квантус. Берите с собой пять человек и бегом!

В количестве 6 человек, по дороге обсуждая сможем ли мы дотащить эту хреновину и как мы вообще будем его стаскивать по узкой железной лестнице со второго этажа склада, мы поднялись на склад и бодро сообщили:

— Мы за квантусом!

Начсклада слегка обалдел:

— За чем???

Видя легкое замешательство хозяина "квантусов" мы немного подрастеряли свою решимость:

— За квантусом. Вы звонили...

Похоже, он что-то начал понимать, но легкое недоумение на его лице сменилось сильным.

— А... А сколько вам надо штук?

— Не знаю. Все, что положено. Но если людей мало, то мы сейчас позвоним на курс, вызовем еще...

Прапорщик как-то ну очень странно посмотрел на нас, исчез в глубине склада и через минуту вернулся, держа в руках... ВАНТУС — обычный резиновый вантус для прочистки забившихся унитазов на длинной ручке. Спустя несколько минут мы бодро маршировали к казарме в колонну по два, а злополучный "квантус" благополучно покачивался между нами, надежно удерживаемый шестью руками.

Осень. Стоянка покрыты пожелтевшей травой. Комэска дает команду: как только вертолеты уйдут на полеты, всю траву сжечь. Вы любили в детстве жечь траву? Я и сейчас люблю. С огромным энтузиазмом мы взялись за дело, огонь двигался ровным многометровым фронтом, оставляя за собой черную полосу выжженной земли. Густой белый дым от сыроватой травы сплошной пеленой застилал значительную часть аэродрома. Опомнились мы только тогда, когда дежурный инженер связался со мной по рации: "Что ж вы там, черти, СМУ устроили!" И действительно, все взлетающие вертолеты вынуждены были на несколько секунд окунаться в эту искусственную облачность. Пришлось срочно тушить.

Начальником склади АТИ в Легнице был прапорщик Прапорщик. Как-то стоял он дежурным по батальону, и пришлось ему представиться какому-то левому проверяющему: "Товарищ полковник! Во время моего дежурства происшествий не случилось! Дежурный по части прапорщик Прапорщик" — "Ну что же ты так хорошо начал, а в конце начал заикаться. Как фамилия-то твоя?" — проявил почти отеческую заботу полковник...

Комендантские наряды и караулы всегда самые гадкие. Не исключением был и наряд в комендатуру Легницы в Польше. Достаточно сказать, что один из наших летчиков получил микроинфаркт уже на инструктаже у коменданта и с тех пор пилотов в комендантские наряды не посылали, берегли. А техсостав — он все выдержит! Символично, что именно в этих застенках фашисты заморозили генерала Карбышева, а во времена СГВ там размещалась "Коменда Радецка".

Вот в один из таких нарядов в качестве помощника дежурного, под утро какого-то праздника в дежурке зазвонил телефон и хрипловатый голос обрадовал меня, что через несколько минут по указанному адресу будет произведен взрыв. Дежурный оторвал голову от стола: "Чего там?" — "Взрывать будут!" — "Где?" — "Адрес неразборчивый"

Дежурный тяжело поднялся со стула, подошел к окну, потянулся... "Эх, хорошо бы где-то рядом рванули, а то ску-у-у-у-ушно..."

Был у нас в эскадре ВКП (воздушный командный пункт), борт №31. Ми-8, набитый аппаратурой связи с небольшим сипатичным салоном, оборудованным широкими столами, очень удобными для игры в преферанс. По назначению борт использовался редко, в командировки не летал, иногда его посылали работать по перехвату низколетящих целей в качестве мишени (был он светло-серого цвета в отличии от своих зеленых собратьев и потому его легче было заметить сверху, да и то порой истребители умудрялись его обнаружить только после того, как он включал проблесковый маяк). Регулярно командир БУСа (бортового узла связи) капитан Капустин выводил на полеты свою небольшую группу (он сам и два прапорщика) не столько ради проверки аппаратуры, сколько ради обеспечения необходимого налета себе, чтобы год шел за два. Вертолет шел себе по маршруту, группа БУС иммитировала включение аппаратуры и потом до самой посадки левитировала в своих креслах. Однажды ночью прапорщик, сидящий сразу справа от входной двери, так разоспался, что и не заметил, как борт зарулил на стоянку. Пока движки остывали на малых оборотах, борттехник Трофимцев подмигнул остальным БУСовцам и нажал кнопку сирены. С дикими криками Капустин со вторым прапорщиком выпрыгнули в распахнутые двери. Спящий проснулся: винты молотят, двери открыты, за бортом темно, сирена ревет, экипаж покидает вертолет, кабина залита красным светом (кто там сразу поймет, что это подсветка приборов)... Короче, вылетел он рыбкой за борт и даже парашют забыл. Так и грохнулся на железку.

Ну а дальше, как обычно: мат пострадавшего под смех и аплодисменты зрителей.

Предварительная подготовка. Осень. Стоим возле 31 борта, лясы точим. За какой-то надобностью подъехал еще топливозаправщик, боец возится со шлангами... И тут вдруг что-то коротнуло на столбе высоковольной линии передач и на землю посыпались искры. Высокий, в пояс, сухой тростник вспыхнул как порох. Красота! Стоим, любуемся. Тут до меня медленно доходит, что в 10 метрах от огня забор склада ГСМ, а перепаханная противопожарная полоса между двумя рядами колючей проволоки давно уже поросла успевшей высохнуть травой и преградой огню служить не может. Да и мы стоим возле цистерны с керосином, а до "костра" всего-то метров 30. Значит надо что-то делать. Хватаю огнетушитель с ТЗ, киваю бойцу и отважно бросаюсь на борьбу с огнем. Подбегаю к столбам и вижу в самом центре пламени какие-то изоляторы, спутанные провода... Энтузиазм во мне (в отличии от огня в траве) как-то сразу угас. Ведь если загорелось внизу, значит сверху что-то упало. Может, провод? Сразу тоскливо вспомнилось: "Шаговое напряжение — это напряжение, которой возникает между ног при приближении к оголенному концу..." Стой, раз-два. Пятки вместе, носки, на всякий случай, чистые (в морге вас переоденут). И тут, обдав меня запахом нефтепродуктов, с боевым криком "Эх, штоб твою мать!", водитель ТЗ, размахивая малюсеньким огнетушителем, в своей насквозь пропитанной керосином куртке, пролетает мимо меня и запрыгивает в самую гущу огня на все эти ржавые провода и старые изоляторы. Вот тогда я испугался по-настоящему. Оказывается, одно дело, когда сам горишь и совсем другое, если рядом горит кто-то.

К счастью, огонь сопротивлялся недолго. В две струи (из огнетушителей, а не то, что вы подумали) мы легко погасили пламя. Не смотрите на заголовок, медалей никому не давали. :-)

Галенки. Зам начальника ТЭЧ стоит задумчиво перед МиГ-27, который только недавно перегнали в нашу часть из другого полка. "Я помню этот самолет. Именно на нем один молодой летчик привез с полигона небольшую березку, застрявшую между фюзеляжем и стабилизатором. Слишком поздно начал выводить самолет из пикирования. Правда в транспортную авиацию его списали чуть позже, уже после того, как он прошел весь маршрут с выпущенными тормозными щитками и сел с практически пустыми баками, потому что лететь пришлось все время то на форсаже, то на максимале..."

В Галенках начальник ТЭЧ затеял ремонт в своем кабинете. Спирт, вместе с железным шкафом-сейфом, в котором он хранился, решили перенести к нам в группу ПрНК. Утром паника: дверь с самодельным кодовым замком взломана, вторая дверь в крайнюю комнату тоже выбита умелым ударом, уже особист подтягивается — лаборатория-то секретная. Но секреты прицельно-навигационного комплекса взломщиков не интересовали, их манили секреты железного сейфа. Правда, висячий замок на дверцах сейфа оказался невредим. Целыми оказались и печати. Нетронутыми были и две двадцатилитровые канистры со спиртом. Похитители удовлетворились двумя трехлитровыми банками спирта, содержимое которых было извлечено старым проверенным способом: сейф хорошенько встряхнули, и спирт из разбитых банок вытек в подставленный таз.

Чужие истории

Жил-был один правачок. Всем бы он был бы хорош, если бы не один недостаток: туфли он носил до такой степени старые и разбитые, что просто непонятно было, как они на ходу не рассыпаются. И намекали ему на то, что обувку его давно уже пора сменить, и открытым текстом говорили, и командир наказывал — а с него как с гуся вода. Не то, чтобы он был вообще уж таким пофигистом, но вот не считал нужным в своей заботе о собственном внешнем виде опускаться так низко — до самых ботинок. И можно было бы не обращать внимания на эту его слабость, но имел он вредную привычку: как только садился в кабине на свою правую чашку, сразу туфли сбрасывал (благо, что они и сами готовы были с ног соскочить) и прятал под сидушку. А запах у его ног был такой, что хоть оба блистера открывай да двери для сквозняка — фитиль в кабине все-равно стоял еще дня два. А с этим мириться, согласитесь, не просто.

И вот в один прекрасный день борттехник все же не выдержал, стащил тихонько (пока правачок дремал на кругу) из-под его сидушки видавшую виды туфлю и с молчаливого согласия командира экипажа... выкинул ее в открытый иллюминатор. Не буду долго описывать то, как правак искал свою туфлю после посадки и что он при этом говорил — печатных слов там было мало. Домой он ушел в технических тапочках, пожертвованных кем-то из прапорщиков. Но на следующий день явился на службу в точно таких же угробленных туфлях, которые если и помнили лучшие времена, то уже давно про них забыли. Где он их раздобыл неизвестно — то ли склад у него поношенной обуви был, то ли позаимствовал у кого-то в общежитии, но факт остается фактом: своим привычкам он не изменил и все обреченно махнули на него рукой.

Все, кроме того самого борттехника.

Очередной полет, правак привычно скинул туфли под сидушку, вытянул ноги и задремал. Бортач проверенным способом завладел туфлей и уже совсем было собрался отправить ее в самостоятельный полет за борт, но его остановил командир экипажа (пожалел он, видно, своего правака, а возможно и вообще потерял веру в то, что его еще можно исправить и решил избавить мирных жителей внизу от риска получить туфлей по голове). Борттехник разочаровано откинул туфлю за свою спину в грузовую кабину. Но в это время праваку, видно, приснился сон про то, как его ботинки учаться летать. Он проснулся и сунулся под сидушку спасать свою обувь, но нашел там только одну туфлю. Что он при этом говорил, я писать опять-таки не буду: печатных слов в этот раз было еще меньше. Завершив свою гневную речь, правак распахнул блистер и с решимостью японца, совершающего харакири, выкинул оставшуюся туфлю за борт. В полной тишине (если не считать гула турбин, конечно) борттехник сходил в грузовую кабину и принес вторую.

Это был удар! Правак молча повертел туфлю в руках, вздохнул и... отправил ее за борт вслед за первой. Потом обиженно отвернулся к окну и до самой посадки не произнес ни слова.

На следующий день он пришел на построение в новых ботинках.

Похоже, что это одна из тех историй, которые передаются из части в часть и в любом месте вам даже покажут человека с кем именно эта история приключилась. Но за что купил — за то и продаю.

Ми-8 редко отдыхают на своих аэродромах. Они все больше по командировкам, возят иногда и полезные грузы, но чаще проверяющих на инспекции. Порой и предварительную подготовку толком сделать некогда. Вот и в этот раз борттехник Бруль бродил вокруг своей машины не на родной стоянке, а на аэродроме перехватчиков. И помыть бы вертолет не мешало, думал про себя Бруль, да вот и колесо приспустило... Сейчас бы сюда компрессор, да подкачать колеса, да где ж его взять на чужом аэродроме? Борттехник поднял голову и осмотрелся по сторонам. И вдруг — вот он миг удачи! — на рулежке со стороны дежурного звена показалась машина с надписью "Воздух" на борту. Бруль обрадованно замахал руками и побежал навстречу машине крича во весь голос: "Воздух! Воздух!" Между тем на стоянке дежурного экипажа все пришло в движение: запустились двигатели у самолетов дежурной пары, самолеты вырулили на полосу и пошли на взлет...

"Тренируются..." — подумал Бруль, постукивая носком ботинка по уже накаченному колесу и провожая глазами истребители. Откуда же ему было знать, что "Воздух!" — это условный сигнал для дежурной пары и получив его летчики должны немедленно подняться в небе, боевую задачу в этом случае они должны были получить уже в воздухе. Удовлетверенный Бруль забрался в салон и улегся на чехлах отдохнуть, а истребители еще долго кружились в воздухе, выжигая лишний керосин, чтобы можно было пойти на посадку...

Жил-был один прапорщик. По долгу службы ему частенько приходилось ездить в командировки в Уссурийск. Вот и купил он себе для поездок модный в то время большой кожаный портфель, чтобы хранить там бритвенные принадлежности, смену белья, тапочки и бутерброд на дорогу. Да только приглянулся этот портфель вокзальным крутилам и увели они его, как только прапорщик задремал в зале ожидания. Погоревал прапорщик, поднапрягся — и купил себе новый портфель лучше прежнего (ну как ездить в командировки без портфеля). И не спит теперь прапорщик в зале ожидания, с портфеля глаз не сводит, из рук не выпускает, бережет. А раз к портфелю такое повышенное внимание, значит есть там что-то более ценное, чем старые, но чистые семейные трусы, подумали воры и начали за портфелем охоту. Но прапорщик был бдителен и расслабился только один раз, когда покупал билеты: "А у вас нет двадцати копеек?" — "Есть!" Поставил портфель на пол и полез в карман за мелочью. Потом наклонился за портфелем, а ему уже приделали ноги.

Вот такая печальная история. Но она на этом еще не закончилась. На новый портфель прапорщик уже не отважился. Подарили ему старый штурманский кирзовый портфель и с ним наш "герой" отправился в очередную поездку. Но уже портфель мертвой хваткой прижат к груди, "Мужчина, вы мне не поможете?" — "Нет!", "А вы не могли бы подвинуться?" — "Нет!", "А у вас нет двадцати копеек?" — "Нет и никогда не было!"

Благополучно добрался до вагона, до своей полки, обшарпанный портфель бережно уложил под подушку и лишь тогда с облегчением вздохнул и крепко заснул. Утром проснулся бодрым, с хорошим настроением, сел, потянулся и вдруг вспомнил: портфель! Глядь под подушку: на месте, родимый! И уже совершенно спокойно опустил ноги с полки.

Вот она горечь жизни: ботинки украли!

Об отношении авиации к разным там красно- и чернопогонникам можно говорить много, но нецензурно. Вертолетной авиации в этом отношении повезло меньше всего: слишком тесно приходилось нам взаимодействовать с царицей полей, вплоть до передачи вертолетных частей в армейское подчинение. И свежи еще в памяти анекдоты про то, как пехотные генералы требовали пришить погоны на технички и радовали авиаторов новаторствами типа: "Требую сократить время выполнения 25-часовых регламентных работ до одних суток!" или "Обеспечить взаимозаменяемость членов экипажа! (Ну почему у меня в танке наводчик всегда может заменить водителя, а у вас борттехник управлять вертолетом не может?)"

Понятно, что авиаторы на все остальное воинство смотрели несколько свысока и не упускали возможности подшутить над более приземленными собратьями по оружию. Вот про это эта история.

Ми-2 вертолетик сам по себе небольшой, хотя на самом деле высота у него больше 3,5 метров и до его вращающихся лопастей не то что головой — руками не дотянуться. Но на фоне своих собратьев Ми-8 и Ми-6 он кажется вообще крохотным и, когда оказываешься под конусом, то поневоле втягиваешь голову в плечи. А экипаж у "двоечки" небольшой: летчик и прапорщик-бортмеханик. И вот послали однажды такой вертолетик на перевозку группы офицеров и генералов. Прилетели на площадку, движки не гасят (на аккумуляторы надежды никакой), смотрят — а генералы-то с красными лампасами! Бортмеханик пилота дергает за рукав: "Командир, дай мне твою фуражку с золотым шнуром, для солидности, я тебе цирк покажу!"

Прапорщик выскочил из кабины и, придерживая фуражку руками, побежал в сторону пассажиров. Да не просто побежал, а с опаской: на лопасти посматривает, а сам все ниже и ниже наклоняется. Под краем конуса вообще на четвереньках прополз, вскочил и так бодро докладывает, мол, товарищ генерал, карета подана, поедемте кататься. А сам опять согнулся в три погибели — и в кабину.

И вся эта разноцветная братия, придерживая фуражки и портфели, подражая примеру бортмеханика покорно опустилась на четвереньки и гуськом, не забывая поглядывать вверх на вращающиеся лопасти, потрусили к вертолету.

Вот так один прапорщик двух генералов на колени поставил.

На учениях было. Отработал вертолетный полк взаимодействие с танковыми частями, что-то там доставили в нужное время в нужное место и теперь Ми-6 готовился к отлету домой. Танкисты пришли полюбоваться на вертолеты, уважительно похлопывали по обшивке и восторженно цокали языками, показывая на стойку амортизатора: "Смотри какая тонкая работа: а там внутри еща кардан проходит!"

А вертолетчики тем временем делали свою работу: после ночной стоянки перед запуском надо сделать холодную прокрутку двигателей. Завыл стартер-генератор, задержался на самой высокой ноте и вдруг звук оборвался, лопасти несущего винта нехотя стронулись с места — и тут же обиженно остановились. И опять завыл стартер, и опять тяжелые лопасти попытались начать свой разбег — но это всего лишь второй двигатель выполнял свою обязательную утреннюю гимнастику.

Танкисты подошли к кабине: "Что, аккумуляторы сели? Может подтолкнуть?" Командир выглянул из окна: "Да у вас сил не хватит нас толкать." — "А мы танком!"

И завертелось... Тяжелый танк аккуратно подкатил к вертолету, суетясь и мешая друг-другу танкисты привязали стальной трос к носовой стойке Ми-6, лязгнули гусеницы и вертолет, влекомый танком, медленно тронулся с места. Вертолетчики, забавляясь, еще раз прокрутили движок. "Не заводится? А ну, пробуй еще раз!". Борттехник перебросил тумблер из положения "Прокрутка" в положение "Запуск" и нажал кнопку. Первые клубы черного дыма вырвались из выхлопной трубы вертолета под радостные оглушительные крики зрителей (ну почти как в американских фильмах). Расстроганный экипаж долго благодарил танкистов за оказанную помощь, крепкие рукопожатия и не менее крепкие дружеские похлопывания по плечам еще долго отдавались в сердцах бравых танкистов.

Так бы эта история и закончилась, но на подведении итогов по учениям командир танкового полка догадался похвастаться тем, как они выручили вертолетчиков. Какая была реакция командира вертолетного полка — догадывайтесь сами.

Экипаж Ми-8 в ожидании вылета лениво играет возле вертолета в преферанс. К ним подбегает пацан и спрашивает у борттехника: "Дяденька, а сколько будет дважды два?"
Борттехник, не поднимая головы, бурчит: "Командир, сколько будет дважды два?"
Командир, не отрываясь от карт: "Штурман, сколько будет дважды два?"
Штурман чертыхаясь достает из-за голенища логарифмическую линейку, что-то долго прикидывает в уме: "То ли три и восемь, то ли четыре и два..."
Командир дублирует: "Примерно четыре".
Борттехник поворачивает голову: "Четыре, мальчик!"
"Спасибо, дяденька!..."

Мораль: не важен способ, важен правильный результат!

Методы борьбы с крысами

Когда крысы в подвале обнаглели до того, что среди бела дня путались под ногами и высовывали голову из унитаза, когда были перепробованы все методы оружия начиная с биологического (кошки позорно капитулировали) и кончая химическим (куры подохли — крысы выжили), огнестрельное оружие оказалось неэффективным (дробь отшибала куски штукатурки — крысы успевали спрятаться), а о холодном оружии даже упоминать несерьезно, вот тогда был испробован радикальный метод: СОЛЯРА.

Рискуя поджечь дом, в подвале зажгли пол-литровую банку с солярой и тряпками. Вы видели, как горят автомобильные покрышки? Вы видели этот черный клубящийся дым и копоть слоями? Это детские игрушки по сравнению с солярой в замкнутом пространстве!

Мы разбежались в стороны, серьезно опасаясь, что нам уже некуда будет возвращаться. Крысы затаились. Ни одна не вышла из дыма. Ни одной крысы мы не увидели ни в момент акции, ни несколько лет спустя. Крысиных трупов тоже не было. У меня сложилось стойкое убеждение, что крысы, прочувствовав приближение операции, с достоинством ушли накануне.

А мы еще недели две задыхались в доме от солярной вони. Потом привыкли.

С этим методом борьбы с крысами я познакомился на Дальнем Востоке. Вы знаете, что такое колонок? Это злобный кровожадный хищник из породы горностаев, только размером с палец, не считая пушистого хвоста.

В ожидании окончания строительства новой блочной пятиэтажки, несколько прапорщиков доживали в старых деревянных домах. Один дом уже сровняли с землей, второй был на грани разрушения, а в третьем, самом целом, из восьми квартир было занято две или три. Людьми было занято две или три. Остальное заселили крысы! Не знаю, почему крысы так любят бегать стаями. Может — грелись, морозы-то под 40 градусов. Но я там был! Я слышал топот этих сотен ног по сухим старым доскам! Не каждый лошадиный табун способен создавать такой грохот. И когда количество покусанных крысами превысило количество постоянно живущих в доме людей, когда жизнь в доме стала смертельно опасной, тогда одному из прапорщиков удалось поймать на аэродроме колонка и выпустить его вечерком в дыру в стене дома.

Часа полтора в доме было тихо. Крысы спокойно готовились к ночной пробежке, а колонок привыкал к новой обстановке и проводил разведку местности...

А потом началось! Запищала одна крыса, потом другая, сигнал опасности был получен остальными — и крысы заметались по всему дому. Разрозненные группы вскоре слились в одну большую стаю, мечущуюся в пространстве между досками стен и под полами. Дом дрожал и угрожающе скрипел. Где-то лопнула подгнившая доска и появилась опасность, что здание может просто не выдержать такого натиска. Но вдруг все стихло. Впервые люди ночью спали спокойно.

А утром все увидели глубокую и широкую тропу, протоптанную крысиной стаей в снегу. А рядышком с тропой — энергичные следы-двойки колонка, сопровождающего стаю в лес.